Читать книгу "Маленькая рыбка. История моей жизни  - Лиза Бреннан-Джобс"

Мы остановились на тротуаре на противоположной стороне от дома, и отца тут же окружили жившие по соседству мужчины – три отца с тремя младенцами на руках. Они хотели услышать его мнение, узнать, что он думает о том или об этом. Матери отогнали малышей постарше, чтобы дать отцам возможность поговорить. Я стояла рядом, и меня брала гордость: все они хотели посоветоваться с моим отцом. Они обсуждали людей и компании, о которых я никогда не слышала.

Вскоре младенцы на руках раскапризничались, стали пищать и вырываться.

Отец продолжал рассуждать о компьютерных комплектующих и программном обеспечении – к этим темам он возвращался снова и снова в разговорах со всеми мужчинами, что встречались нам в те дни в Пало-Алто. Все три младенца заливались слезами. Отец вел себя так, будто ничего не происходило, его собеседники пытались слушать, укачивая младенцев, но те ревели все сильнее. Отец говорил все быстрее и громче, чтобы слова пробились сквозь шум. Его голос звучал высоко, пронзительно и немного гнусаво, некоторые фразы были будто заостренными на конце и резали мне уши, вонзались в грудь. И я спросила себя: не потому ли дети так голосят? Отцам пришлось попрощаться и унести их.

Вернувшись в дом, мы сняли ролики, держась за батарею. К нам присоединилась мама. Было заметно, что родители нравятся друг другу. Нагнувшись, я стала подворачивать джинсы: собирала ткань внизу и закатывала. Так нога выглядела тоньше. Если штаны были подвернуты, мои пропорции становились такими, как надо: я предпочитала большие мешковатые футболки, из-под которых торчали тонкие ноги-спички.

– Что ты делаешь? – спросил отец.

– Подворачиваю джинсы, – ответила я.

– Думаешь, это круто? – спросил он.

– Да.

– О, – ответил он. А потом стал дразнить. – О, Бифф! О, Блейн! Надеюсь, вам нравятся мои джинсы!

– Стив, – сказала мама. Она улыбалась, но я видела, что ей это не нравится.

– Может быть, она выйдет замуж за Тэээда, – протянул отец.

Дирк, Блейн, Трент, Трэв – так звали моих воображаемых будущих мужей и бойфрендов. Мне было девять, замужество для меня было чем-то несущественным. Я смеялась, показывая, что знаю, что это всего лишь шутка, но в глубине души гадала, не потому ли он выбирал такие уродливые и обрубленные имена и так беспокоился по поводу моего замужества, что считал меня страшной и лишенной перспектив.

– Или, может быть, ты выйдешь замуж за Кристиана, – сказал он.

Кристиан жил через дорогу и был примерно моего возраста. У него были светлые волосы и очки в золотой оправе, а еще легкий акцент, выдававший, что он родом из Джорджии. Он был тощим, носил футболки и шорты в клетку и писал в школьных тетрадках механическим карандашом, мельчайшим почерком. Он тоже жил с матерью. Мне он нравился, но я знала, что не хочу, чтобы он был моим бойфрендом. Примерно раз в месяц другой мальчик – по имени Кай – с темными волосами, светлой, как лепестки, кожей и красными губами, навещал своего отца, который жил в соседнем доме. Как-то раз он неожиданно выглянул в окно, которое смотрело в окно моей спальни. Он был застенчивым и не хотел играть, но его присутствие приводило меня в такой трепет, что я выбрала бы его, если бы от меня потребовали срочно найти себе мужа. Но отцу я этого не сказала.

– Дай посмотреть на твои зубы, – попросила я, чтобы сменить тему. – Покажи, как они сходятся вместе, как молния.

– Ни за что, – ответил он, как будто я хотела поиздеваться над ним, тогда как я всего лишь чувствовала любопытство и восхищение.

– Пожалуйста, – попросила я.

Он нагнулся и открыл рот. Оба ряда зубов смыкались точно посередине, без зазоров: горный хребет и небо над ним.

– Удивительно, – сказала мама. – Как они так сходятся.

Отец закрыл рот.

– Теперь покажи свои, Лиз, – сказал он. Я показала.

– Интересно. А твои?

Он заглянул в рот маме. Ее нижние зубы были хорошими, но слишком теснились, словно гости, набившиеся в маленькую комнату.

– Выглядят не очень. Возможно, тебе стоит сходить к стоматологу, – сказал он, хотя еще мгновение назад был милым. Мама поморщилась и закрыла рот. Как будто внезапно сменился полюс магнита, и теперь они отталкивали друг друга. Нельзя было заранее предугадать, когда это случится.

– Может быть, она будет похожа на Брук Шилдс, – сказал отец обо мне.

– Кто такая Брук Шилдс? – спросила я.

– Модель, – ответила мама.

– С потрясающими бровями, – сказал отец.

После этого он ушел, бросив нам на прощанье через лужайку что-то вроде: «А может быть, ты будешь…» Растягивая слова. Вышел в одних носках, перебросив ролики через плечо. Когда он уходил, у меня появлялось ощущение, будто я с яркого солнечного света зашла в темную комнату. Все вокруг казалось унылым и однообразным, блеклым в сравнении с воспоминанием о свете. Я играла на флейте, мама заказывала мне новое постельное белье с узором из тропических рыбок, через несколько месяцев должна была приехать в гости моя двоюродная сестра Сара. До его приезда эти события казались волнующими, но как только он исчезал, все на несколько дней утрачивало значение. Требовалось время, чтобы снова вернуться в прежнюю колею.

Теперь я жила с мыслью, что мои брови обещают мне что-то.

Позже мама сказала, что в то время отец влюбился в меня.

– Он дорожил тобой, – сказала она. Хотя я такого не помню. Я заметила, что он чаще приезжал, что хватал меня и пытался поднять, даже когда мне не хотелось, чтобы меня поднимали. Он обсуждал мою одежду и постоянно дразнил, придумывая, за кого я выйду замуж.

– Хотел бы я, чтобы ты была моей матерью, – заявил он однажды маме ни с того ни с сего, когда она готовила обед, а я играла. В другой раз он сказал:

– Знаешь, в ней больше половины меня, больше половины моих генов.

Это заявление застало маму врасплох. Она не знала, как ответить. Может быть, он сказал это, потому что проникся ко мне и хотел большей близости.

Я помню потоки бодрящего солнечного света и колышущиеся в нем, будто кляксы, тени: казалось, в те дни солнечный свет был ярче, чем теперь.

Катаясь, мы с отцом высматривали дома, в которых хотели бы жить. Ему нравились те, что с темной деревянной кровлей, с лозой, оплетающей темно-коричневые или серые фасады. Нравилась отделка из дерева, старого и оттого посеребренного. Стрельчатые окна, витражи. Сады, засаженные растениями, которые выглядели так, будто ветер сдул их в кучи. Когда заглядываешь в окна таких домов, видно, что внутри темно. Мне нравились белые симметричные дома с колоннами и аккуратными лужайками, тяжеловесные и крепко стоящие на земле, как министерства или банки.

– Остановись-ка. И понюхай розы, – сказал отец. Он произнес это настойчиво, потом сам остановился, уткнулся носом в цветок и втянул воздух. Мне не хватило духа сказать ему, что так говорят, когда просят расслабиться, сделать перерыв. Но вскоре я и сама увлеклась, и мы стали ездить по улицам, переезжая с одной стороны на другую, в поисках лучших розовых кустов в округе. Во дворах было полно роз. Иногда я замечала за заборами хорошие, которые он пропустил, и тогда мы на мысках роликовых коньков заходили на чужие лужайки, чтобы подобраться к цветам.